НОВАЯ ПОЛИТИКА
интернет-журнал
24 января 2011 г.

Польша предъявила России претензии по поводу отчета МАК и трактовки причин катастрофы под Смоленском. В первую очередь, это связано с тем, что руководство России пошло на поводу у Варшавы в вопросе о Катыни.

Российская внешняя политика вообще очень неустойчива. В мире у нашей страны много проблем, именно потому, что сама она – фактор мирового политического значения. Эти проблемы нужно решать, но не за счет уступки стратегических интересов. Серьезная политика – это всегда некий баланс твердости и гибкости.

Твердость – это и определенная неуступчивость. Неуступчивость подчас мешает решать конъюнктурные вопросы и может затрагивать сегодняшние интересы, именно потому, что служит решению вопросов стратегических. К последним, в частности, относятся вопросы вины и заслуг, трактовки тех или иных исторических событий, вклада в историю, самоидентификации в истории и мировой цивилизации.

Политические же деятели, как известно, делятся на тех, кто думает о будущих поколениях, и тех, кто думает о будущих выборах и о ближайших контрактах. Последние уверены, что все или очень многие вопросы можно решить за счет уступчивости. Это такой политический стиль отношений – когда полагают, что главное – это достижение соглашения, урегулирование того или иного конфликта.

Однако, как только противоположная сторона осознает, что с ней ведут дела в рамках именно этого политического стиля, она начинает наращивать свои претензии, приходя к выводу о том, что каждая уступка – это сигнал готовности к новой.

Причем, важны даже не те непосредственные выгоды, которые дают такие уступки. Ценна возможность подчинить себе оппонента, шаг за шагом принуждать его к очередным уступкам, добиваясь пусть маленькой, но победы, приучая его склоняться перед тобой.

Это особенно важно для тех политических субъектов, которые иным политическим ресурсом и капиталом либо не располагают, либо его не хватает для самодостаточного существования в политическом пространстве.

Польша – не как страна и народ с достаточно богатой и героической историей, а как современное государство с амбициозной политической элитой – в мировой политике значит довольно мало.

Кстати, Польша и во Вторую мировую войну ввязалась с намерением восстановить границы "от моря до моря", отобрав у СССР Украину и Белоруссию, а у Германии – часть ее восточных территорий, которые в последующем Сталин ей и отдал – это примерно треть нынешней польской территории. США и Англия не хотели этого, но Сталин настоял. В канун 1 сентября 1939 года польская пропаганда открыто грозила поднять красно-белое польское знамя над "поверженным рейхстагом".

Сейчас часть польской элиты видит возможность повышения своей значимости в мире именно в качестве "борца с русским империализмом". Для Запада в целом она подает себя как первого его "защитника от России", а для США – как главного противовеса Старой Европе.

Такая логика предполагает постоянный конфликт как между Западом и Россией, так и между лидерами Старой Европы и США, в частности, по вопросу об отношении к той же России. Потому что подавать и продавать свою значимость как ресурс в противостоянии с Россией можно только в рамках таких конфликтов. Собственно, та Польша, которая берется за образец наиболее амбициозной частью польской элиты – Польша между двумя Мировыми войнами, и была создана западными странами как важнейшая часть санитарного кордона против России.

И одновременно нужно показывать, что в отношениях с Россией Польша что-то значит, что она ей "соразмерна", способна оказывать на нее давление, портить ей жизнь и чего-то требовать, добиваться. Опять же именно этим Польша Пилсудского занималась все время от Рижского мирного договора до 1 сентября 1939 года – боевые отряды с ее территории вторгались на территорию СССР чуть ли не по несколько раз в год.

Для России конфликт с Польшей – это состояние ненормальное. Это – нарушение повседневности. Ей не нужно утверждать свою значимость в мире ссорой с поляками. Она значима и без этого – какой бы она ни была.

Для названной части польской элиты конфликт с Россией – это способ существования в мировом политическом пространстве. Если этот конфликт есть – она некой значимостью обладает. Если конфликта нет – она ею не обладает.

Тема Катыни была нужна вовсе не для того, чтобы Россия взяла на себя вину за "тех поляков". Она была нужна для того, чтобы поддерживать конфликт. Но если кто-то в руководстве России полагал, что приняв на себя эту вину от имени СССР, Россия сильно обескуражит и обезоружит Польшу, лишив ее конфликтной темы, он был более чем наивен. Потому что российское покаяние Польша вполне естественно приняла как свою политическую победу, а найти тему для нового конфликта и новых претензий можно без труда. Бери учебник истории и смотри – когда и в каких конфликтах Россия одерживала верх над Польшей, а потом объявляй это виной России, за которую нужно требовать покаяния. И поскольку как добрые соседи Россия и Польша ссорились довольно часто, а исторически получилось так, что в большинстве случаев Россия побеждала, то каждую такую победу можно объявить ее исторической виной. И требовать покаяния.

Причем, конфликт с Россией – это не только способ внешнеполитического существования, но и вопрос внутриполитической жизни – он также необходим и значим для данной части польской элиты. Разумеется, последняя не исчерпывает собой ни всю польскую элиты, ни весь польский народ. Ведь в Польше более чем достаточно вполне адекватных людей, которые помнят, что Россия дважды дарила ей независимость: в 1918, а затем в 1944 году, и что своими западными территориями Польша обязана именно доброй воле СССР. Они видят в России друга и хотят жить с ней по-братски. Это относится и к политикам, и к представителям бизнеса, и тем более к простым людям.

Но именно их существование делает постоянные претензии к России столь необходимыми для другой части элиты. Ведь эти претензии позволяют адекватные и миролюбивые группы обвинять в предательстве, претендуя на роль "защитников" страны от "исконного недруга".

И самое интересное, что каждый раз, когда те или иные политические деятели России признают за ней какую-нибудь вину в отношениях с Польшей, они помогают не дружественным для нее группам в политике, бизнесе и обществе, а их оппонентам.

Последние подобное признание объявляют своей победой и не только в отношениях с Россией, но и в отношениях с внутренними оппонентами, которым говорят: "Смотрите, даже сама Россия признала, как она перед нами виновата, а вы предлагали все ей простить и дружить с извечным врагом! Значит, вы – враги польского народа".

Эти группы, правда, время от времени оговариваются, что спорные исторические вопросы не должны мешать сегодняшним отношениям, но все время находят и озвучивают новые претензии.

Любая уступка России в подобных отношениях никогда не будет способствовать решению конфликтов между двумя народами. И всегда будет лишь поощрять новые претензии, поддерживая постоянную конфликтность в отношениях. Собственно, то, что делает в подобных случаях польская сторона – это вполне заурядный политико-психологический террор. И относиться к тем, кто его использует, нужно соответственно.

Необходимо помнить, что самым лучшим образом отношения между Польшей и Россией складывались в период с 1944 и до 1989 год, в частности, потому, что одна никаких претензий не выдвигала, а другая их и не принимала.

Вообще, исторические претензии – это политическое оружие. И удовлетворять их – значит провоцировать политическую агрессию против себя самого.

А для названной части польской элиты агрессия против России давно стала образом жизни. И идти навстречу ее претензиям – значит продлять ее политическую жизнь.